Нейроморф. Роман. Глава 2. Лондон. Автор: Sequoi

Когда меня пригласили на работу в Англию, мой коллега по-дружески предупредил меня, что сформированные сначала литературой и кинематографом, а потом телевидением и интернетом стереотипы о Лондоне будут быстро разрушены. И дело даже не в том, что в наше время приезжие неделями не могут дождаться пресловутого лондонского тумана или мелко моросящего дождика. Столица Британии, по-прежнему опираясь на архитектурные столпы своей идентичности, такие как Тауэрский мост, Парламент и Башня Елизаветы, постепенно и неотвратимо утрачивает «еnglishness» во многих сферах жизни. Когда над набережной засияла белоснежная корона «Лондонского глаза», а центр украсил небоскреб известный также как «лондонский огурец» или «Gherkin», преобразились не только картинки на открытках с лондонскими достопримечательностями. Город стал меняться изнутри.

Согретая утренней овсянкой и пятичасовым чаем лондонская душа нехотя выбралась из пледа, пошлепала вниз по лестнице и, приоткрыв дверь на улицу, обнаружила напротив вместо чопорной кондитерской демократичную забегаловку, откуда пахло креветками и соевым соусом. А на углу, вместо лавки с твидом и габардином, вдруг возникла витрина с яркими пуховиками китайского производства. На лужайках многочисленных университетов, выделяясь на фоне бледнолицых англосаксов, все чаще готовились к занятиям выходцы с Ближнего Востока, из Индии, стран Африки и Латинской Америки. За двадцать лет с момента закладки «Лондонского глаза» Лондон по-настоящему стал мультикультурным, стал ярче, динамичнее, сильнее.

     В аудитории естественных наук университета Кингстона только что закончилась полуторачасовая лекция по биотехнологиям. В коридор вытекала река в буквальном смысле разноцветных студентов. Многие из них были с планшетами, которые заменяли конспекты, многие – несли толстые блокноты на пружинках. Пропуская мимо шумную и жизнерадостную толпу, я подумал, что ручка и бумага, наверное никогда не исчезнут из повседневной жизни, даже если люди научатся записывать новую информацию прямо в мозг и контролировать ее хранение. Как кино не заменило театр, а электронная книга – бумажную.

– Вроде все, – прервала мои мысли Лара и направилась к открытой двери в лекционный зал. Я последовал за ней.

В аудитории мы подошли к преподавателю, темноволосому молодому мужчине лет тридцати пяти, который только что выключил свой ноутбук и отсоединял провод от проектора, выкручивая из гнезда неудобные пластиковые закрутки. В помещении было холодновато –  я заметил, что оба кондиционера дуют на полную катушку. Следуя тренду преподавательского состава университета быть ближе к студентам, лектор был одет в демократичные темно-синие котоновые брюки, светлую рубашку и голубой свитер на пуговицах во всю длину и с вырезом под галстук. Галстука однако не было.

– Лара, рыжая звездочка! – приветствовал он Большеглазку и они обнялись. – Мы не виделись целую кучу лет.

– Всего лишь пять лет, Себастиан.

– Ты по-прежнему не изменяешь своей привычке уточнять неопределенности, — усмехнулся он.

– Кое-что в нас не меняется, — улыбнулась Большеглазка в ответ. –  Познакомься, это Тоби.

– Рад встрече, — я протянул ему руку.

– Очень приятно, – он улыбнулся в ответ.

Мы встретились взглядами. Ощущение от непривычно мягкого рукопожатия подсказало мне, что по поводу симпатии Себастиана к Большеглазке я могу не беспокоиться. И еще этот приталенный голубой кардиган…

Погрузив ноутбук в сумку, Себастиан обратился к Ларе:

– Ты говорила, что хочешь что-то показать. Но уж прости мне маленькую слабость – я хочу поскорее выпить пива. Давайте пойдем в паб.

– Пошли, — Ларе понравилась идея. – Там все и посмотришь.

– В двух шагах на Мейпл-роуд есть хорошее и относительно новое место, – Себастиан выключил свет в аудитории и жестом попросил нас выйти.  – Готовят отлично, но главное, из-за спокойного стиля там не нравится студентам.

Покинув корпус, мы направились через обширную внутреннюю территорию университета по диагонали, чобы выйти через западные ворота в сторону Сербитон-роуд. Себастиан на ходу выскользнул из кардигана и остался в одной тонкой рубашке. Несмотря на конец сентября, солнце шкварило беспощадно. Не зря в последнее время в лондонских парках и скверах стали появляться пальмы. Причем сначала их расставляли в кадках, а теперь стали высаживать прямо в землю.

Когда мы повернули с Сербитон на Мейпл, Лара чуть отстала, разглядывая картины студентов арт-факультета на импровизированном уличном вернисаже. Себастиан незамедлительно воспользовался этим.

– Похоже, Рыжуля обожает Вас, –  сказал он. – Это подсказывает мне, что Вы знакомы с ней пару дней.

– Два дня, —  подтвердил я.

– Она сокровище. Не разочаруйте ее.

Я почувствовал раздражение и мне захотелось прервать этот разговор. Но все же я должен был его спросить.

– А Вы с ней в прошлом…

– Не переживайте, –  прервал меня Себастиан. – Мы всегда были с Рыжулей просто друзьями. Да и к тому же… Могу подтвердить Ваши подозрения: да, я гей.

Дальше до самого паба мы шли молча. У входа, над которым красовалась стильная вывеска «The Antelope. Ale & Cider House» нам пришлось еще несколько минут ждать Лару, которая задержалась на вернисаже.

– Есть очень интересные картины, – Большеглазка если уж восхищалась чем-то, то делала это искренне, как ребенок. – Один парень там даже предложил мне индивидуальные уроки живописи.

– Надеюсь, бесплатно? – сделал попытку сострить Себастиан.

– Я сразу согласилась. Условия не обсуждались. Идем, хочется мяса.

В заведении благодаря большим окнам было достаточно дневного света. Официант проводил нас к квадратному столику в конце зала и предложил ознакомиться с меню. Открывая красочные буклеты с фотографиями блюд, он довольно быстро и четко проговорил:

– Разрешите посоветовать вам наш новый фирменный эль «Brew York», светлый, очень легкий, отлично подойдет к стартерам и любым основным  блюдам.

– Давайте! —  воодушевился Себастиан.

– И начос с чили и гуакамоле, – подхватил я.

– Мне стейк, –  Лара ткнула пальчиком на картинку в меню. – Без гарнира.

– А мне с гарниром, –  Себастиану тоже понравилось фото. Стейк был мастерски сфотографирован и казалось, что мясо вот-вот материализуется у нас на тарелках.

– Два с гарниром, — заключил я.

Официант удалился. Лара протянула Себастиану флешку.

– Хочу предупредить: видео не аппетитное, –  сказала она.

– Главное чтобы стоящее, –  он включил компьютер.

– За это будь спокоен.

Первым Себастиан открыл мой файл.

             На экране возникла картинка с африканской саванной. Огромное стадо гну в желтом полупрозрачном облаке пыли неумолимо приближалось к реке. В коричневой воде мелькнули две еле заметные тени – в предвкушении скорой трапезы на переправе притаились крокодилы.

Этот сюжет неоднократно приковывал к себе взоры зрителей телепрограмм о животных: масса серых копытных сливается с обрывистым берегом и видно как отдельные антилопы вырываются вперед и прыгают в воду, уповая на удачу и на остатки сил в неуклюжих тонких ногах. Серый ручеек гну вливается в русло реки наперерез течению. Раскручивается кровавая африканская рулетка. Сейчас одна из антилоп исчезнет под водой, зажатая в смертельные тиски челюстей голодной рептилии. Но несмотря на гибель сородичей, повторяя маршрут, проложенный предыдущими поколениями, остальные гну будут упрямо двигаться к самоубийственному броду…

Так думал я, когда смотрел видео первый раз. Скорее всего так думал и Себастиан, потому что его гладко выбритая румяная физиономия начинала выражать скуку. Длилось это недолго.

Живая масса из гну, вопреки ожиданиям, не хлынула к воде,  а остановилась в нескольких метрах от спуска. Причем животные, находившиеся позади, в глубине стада, не напирали, а тоже остановились.

Себастиан поднял брови, на его лбу проступила одинокая горизонтальная морщина.

От стада отделились три взрослых самца и спустились к реке. Около минуты они ходили вдоль берега, прислушивались и принюхивались, при этом не приближаясь к воде ближе двух-трех метров.

– Разведотряд гну? – в голосе Себастиана прозвучали одновременно ноты удивления и раздражения, как-будто нестандартное поведение животных посягнуло на его душевную гармонию.

Тем временем авангард гну направился по тропе наверх – обратно к стаду. Огибая живой частокол из сотен рогатых голов, один самец двинулся влево, а два пошли вправо. Гну словно показывали собратьям, что спускаться к реке в этом месте опасно. Стадо пришло в движение, его левый фланг двинулся вниз по течению реки. Два самца, повернувшие направо, стояли у края обрывистого берега, явно обозначив место, где живой поток из антилоп должен был поворачивать в нужном направлении.

Возможности камеры, с помощью которой вел съемку неизвестный оператор, позволили приблизить удаленную метров на четыреста излучину реки – туда направилось стадо. Несколько групп гиппопотамов облюбовали себе это место и с равнодушием наблюдали как черно-серая масса гну, словно гигантская многоножка, перебирая сотнями конечностей, вливается в коричневую воду и выбирается на противоположный берег. Гиппопотамы заняли практически все русло реки и на этом участке по-видимому не было крокодилов. Многоножка из гну увеличивалась, расширялась, крепла и, защищенная бегемотами от опасности, бодро вспенивала воду и переправлялась через водную преграду.

Картинка  ближнего обрывистого берега вернулась и Себастиан увидел двух крокодилов, которые впервые за много лет непредсказуемо остались без обеда.

– Странно, – сказал он и наконец выпил эля. Морщина на его лбу стала глубже.

– Даже очень, – подтвердила Большеглазка. – Второе видео круче.

Видеоролик с кобами, которые вышли победителями из схватки с леопардом, шокировал Себастиана. Он так и назвал его «бой с леопардом». Нам повторили пиво.

– Итак, давайте разбираться, – Себастиан извлек из сумки лист бумаги и попросил у официанта ручку. Он был взволнован.

– У нас два видео с абсолютно нетипичным, я бы даже сказал фантастически разумным поведением копытных.

– Примечательно, что оба сняты в Африке, – продолжил я.

– Первый ролик скорее всего снят в Серенгети, хотя может быть и в Масаи Мара, — предположила Большеглазка.

– Вариантов много, — сказал Себастиан.

– А вот второй… я думаю, что это съемки в национальном парке Вирунга. Но на 100% определить локацию по картинке невозможно. Нужно искать авторов видео.

– А их реально найти? – спросил я.

– Думаю, да.  Ролики достаточно свежие. Но главное – они сняты профессионалами., —  Себастиан записал на листке «Авторы видео» и подчеркнул.

– Найдя операторов или, возможно, еще каких-либо участников съемочной группы, мы сможем узнать у них подробно не только о локации, но и уточнить возможные упущенные камерой детали поведения антилоп, — Лара посмотрела как из-под стержня ручки на бумагу выскользнуло слово «Локации».

– Антилопы, — усмехнулся Себастиан. – Мы в пабе «Антилопа».

– Совпадение, — сухо произнесла Лара. Ее раздражали даже намеки на что-либо сверхестественное.

– Извини, — Себастиан тонко уловил искорку недовольства в ее взгляде и мастерски переключил нас на позитив. – Друзья! Как бы там ни было, нас ждет увлекательная и возможно даже опасная работа. Я поздравляю нас с этим.

— Выпьем!, — подхватил я, признавая в своем собственном голосе заметную ноту искусственного пафоса. Это не осталось незамеченным.

— Похоже твой друг пока еще не до конца понимает, в какую авантюру ты его втягиваешь, Рыжуля, — выдал Себастиан.

Он тут же получил решительный отпор.

— Не язви, — Лара потушила его иронию и демонстративно стукнула бокалом в бокал, так что пиво хлюпнуло через край.

Мы пригубили пенный напиток. Возникла короткая пауза. Внезапно появившийся официант вытер стол от расплескавшегося эля и снова исчез.

— Я уверена, что все мы уже втянуты в эту авантюру, — голос Большеглазки звучал тихо но четко – так говорят люди, когда хотят подчеркнуть важность своих слов. – Вы думаете, я торчала на вернисаже, любуясь картинами и заигрывая со студентами?..

Мы с Себастианом оба были в недоумении. В это время на столе появились большие тарелки со стейками. Мы не приступали к еде, ожидая от Лары объяснений.

— Так, спокойно, — сказа она, дав понять, что только ей решать, когда с нами делиться своими мыслями. Она нацелила приборы на мясо: в ее руках нож и вилка нависли над стейком словно хелицеры тарантула над жертвой. – Ешьте мясо, мужчины. Разговоры после.

Стейки были вкусными. Уровень удовольствия от хорошо приготовленного мяса достаточно легко определить. Если от первого и до последнего кусочка стейка гости заведения не отвлекаются от тарелки, не останавливаются и даже не комментируют вслух, а лишь кивают головой и восторженно издают то самое, неподдельное  «м-м-м-м-м» — то это наивысшая гармония вкуса, достигнутая поваром.

— Браво, — приветствовал официанта Себастиан, когда тот появился, чтобы убрать приборы и предложить десерт. – Как всегда отлично.

— Спасибо, сэр.

— Я буду эспрессо, — сказал я.

— Мне ничего, — Лара наслаждалась послевкусием стейка. Она проживала каждое мгновение жизни в полную силу и я по-настоящему завидовал этому ее качеству.

— Мне холодный чай, — заказал Себастиан.

Мы терпеливо ждали, когда Лара наконец соизволит разъяснить свою интригующую реплику.

–  С тех пор как мы с Тоби вышли из автобуса, — сказала она наконец, –  нас пас какой-то высокий мужик в льняном пиджаке с закосом под преподавателя Кингстона. У него еще слишком нарочитый кожаный портфель.

В этот момент мы с Себастианом стали похожи на двух угандийских кобов, с той только разницей, что вид мы имели значительно более заторможенный, животные, которых сняли на видео. Победа над леопардом нам и не снилась.

– На той стороне улицы, в кафе. Жрет эклеры, — Лара, не меняя позы, приподняла над столом большой палец и указала в сторону окна. – Себастиан, посмотри.

–  Не рановато ли для закручивания детективного сюжета? – я искренне продемонстрировал нежелание верить в возможность слежки за нами.

Себастиан посмотрел в окно.

—  Я его не знаю. Хотя чем-то похож на лектора. Ну мало ли, у нас десятки приглашенных профессоров, я со всеми даже не знаком.

— Ясно, — Большеглазка жестом показала официанту, что можно нас рассчитать. – Так, сейчас пойдем на набережную, полазим там минут десять-пятнадцать. Если еще раз увидим его – значит я права.

— Ок, — незамедлительно отреагировал Себастиан и спрятал ноутбук в сумку. – На набережную, значит на набережную.

Встав из-за стола, Лара достала телефон и увидела пропущенный звонок. Почти неуловимая эмоция давней страсти на секунду овладела ее лицом и мне показалось что в этот момент потускнели рыжие звездочки ее веснушек. Несомненно, это был звонок от Него. От мужчины, чьи гены носила ее маленькая дочка Ева.  Я начал нервничать.

— Потом перезвоню, — мое рыжее чудо вернулось к действительности и взглядом двух живых изумрудов вмиг очистила мне мозги. Я любил ее и остальное было не важно.

Расплатившись, мы вышли на улицу и двинулись к Темзе.

***

C Мейпл мы свернули на Гроув-роуд и пошли строго на запад, приближаясь к реке. К пяти вечера подул ненавязчивый ветерок, растаскивая по закоулкам Кингстона куски невидимого балдахина дневной жары. Деревья продолжали неизбежно прощаться с листвой, добавляя утренней работы садовникам Юго-западного Лондона. Через пятнадцать минут очень неспешной ходьбы мы пересекли Портсмут роуд и вышли к Темзе возле Парусного клуба. Посередине реки к пристани у острова Рейвенз была пришвартована украшенная белыми цветами белоснежная баржа с розовой рубкой, над которой возвышалась композиция из воздушных шаров в виде скрещенных сердец.

— Свадьба в понедельник, — констатировал Себастиан и закурил электронную сигарету. Мы оказались в облаке ароматизированного пара.

— Идемте к скамейкам, — Лара указала в сторону ухоженной клумбы у входа в Парусный клуб. – И расслабьтесь оба, идите как ни в чем не бывало. Вы похожи на двух индюков, которым проводят ректальное обследование.

Я невольно усмехнулся. Когда у нее было настроение, Большеглазка не скупилась на грубые, даже брутальные шутки. Это только возбуждало меня.

      Мы обогнули аккуратно постриженные шары декоративного кустарника и оказались на променаде. На первой же скамейке сидел долговязый мужик, на вид ему было за пятьдесят. Даже сидя на скамье, он несомненно производил впечатление высокого человека. Рядом с ним на скамейке стоял новый кожаный портфель, на котором повис мятый льняной пиджак. Сорочка незнакомца была расстегнута почти до брюк, по лицу стекал пот. В длинных пальцах он сжимал бумажный пакет с эклерами.

— Здравствуйте коллеги, — выдохнул Долговязый. – Извините мне мой расхлябанный вид, чтобы обойти вас и встретить вас тут, пришлось вспомнить занятия по спортивной ходьбе. Угощайтесь!, – он протянул нам пакет.

— С кем имеем честь? – сухо спросил Себастиан.

— Да бросьте вы эти штампы, друг мой. «С кем имеем честь?», — Долговязый блестяще перекривил его. –  Двадцать первый век на дворе! Вот моя карточка.

Мы втроем склонились над визиткой, словно подростки над картой увлекательного квеста. «Комитет приоритетных исследовательских программ. Аарон Доггерти. Председатель.»

– Эклеры бесподобные, — Долговязый снова предложил нам пирожные. – Я уже третий год вдовец, дети приезжают раз в году. Некому вовремя остановить меня от сладкого.

– Я же говорила тебе что Комитет существует!, — воскликнула Большеглазка, обращаясь к Себастиану.  От неожиданности тот оступился и упустил сумку и висевший на ней кардиган на гравийную дорожку. Мимо промчались две девченки на сигвеях, чуть не зацепив нас.  –Я выиграла!

Я ждал что будет дальше.

– Существует, мисс МакМиллан, существует — усмехнулся Доггерти. – Точно не будете? Ну ладно, — он спрятал пакет с эклерами в портфель.

Себастиан достал из портмоне фиолетовую бумажку и протянул Большеглазке.

– Тобиас, я выиграла сто фунтов! – она радовалась как ребенок. Но потом в один миг стала серьезной и обратилась к Долговязому:

– Если вы глава Комитета, почему ходите за нами, а не преследуете, например на черном «ягуаре» с водителем? Почему не поручили помощникам? Не по чину кафтан. Почему Вы лично занялись этим?

Доггерти встал со скамейки, застегивая рубашку. Сидя он выглядел несколько расслабленным, но когда поднялся – преобразился в сильного мужчину ростом не менее метра девяносто. Его плечи оформились, выдавая регулярные посещения спортзала. Он вытер лоб большим платком и тихо сказал:

– Потому что я хочу чтобы вы стали моими помощниками.

***

Солнце только что показалось над горизонтом, подарив новый день бескрайней саванне. Засуха пока пощадила это заброшенное место, оставив в неглубокой лощине несколько небольших озер. Импала застыла в иссушенной траве – до водопоя оставалось около двадцати метров. Несколько раз повернув голову, молодая самка осмотрела ближайший водоем. Опасности не было.

      Импала спустилась к воде и начала пить. Вдруг откуда-то сверху на ее голову обрушился серо-коричневый вихрь, в центре которого вспыхнуло красное пятно. Но это была не кровь. Это был орел-скоморох, сверкнувший в рассветных лучах алым оперением на треугольных щеках. Он нанес антилопе сильный удар клювом в затылок и, перевернувшись в воздухе, отлетел в сторону. Травма была серьезной, но не смертельной – импала тряхнула головой, отпрыгнула от воды и бросилась к спасительной высокой траве. Орел, перевернулся в воздухе и завис над берегом, не преследуя добычу. Достигнув травы, импала собрала силы для решительного рывка прочь от высыхающего озера. Как раз в этот момент ее настиг второй орел. Повторный удар в затылок стал роковым – антилопа рухнула в траву.

Оба орла-скомороха, сделав в полете несколько красивых кувырков, настигли жертву.

– Никогда не думал, что скоморохи могут атаковать такую крупную добычу, — сказал я.

– Это казалось маловероятным, однако вовсе не невозможным, — произнес Себастиан и выдохнул облако дыма. Курение электронной сигареты в помещении явно раздражало Большеглазку, но она была сосредоточена на видео.

– Орлы практически никогда не бьют клювом, обычно они сразу хватают когтями, — продолжил я.

– Согласен. Но импала для них слишком большая. Они изобрели новый способ охоты?

– Хорошо, что это хищные птицы, —  прокомментировала Лара. – По крайней мере охота для них дело естественное.

– Смотрите дальше, — сказал Доггерти и налил в высокий стакан холодного чая.  –  Орлы там не главное.

На столе стояли два пустых графина, в которых на дне виднелись дольки лимона. Третий он опустошил только что.

Две красивых птицы восседали на теле поверженной антилопы. В лучах рассветного солнца алые пятна на их серых головах смотрелись великолепно. Однако скоморохи не начинали рвать добычу, а будто чего-то ждали, озираясь по сторонам. Несколько раз они расправляли крылья, поднимая вверх веер маховых перьев, затем вновь складывали.

– Готовь поспорить, это сигнал, — произнес Себастиан.

– Что?!., — Ларе не хватило дыхания, чтобы сказать даже это короткое слово. Я положил ей руку на плечо.

– Тише. Постарайся снова не охрипнуть.

В тишине кабинета зазвучали жадные глотки. Доггерти осушил стакан.

Картинка стала отъезжать от нас и в траве мы увидели льва. Огромный рыже-серый король саванны медленно приближался к месту, где сидели орлы-скоморохи. Птицы спокойно ждали его, не выказывая ни малейшего беспокойства и не издавая ни звука. В микрофон камеры рывками втягивался гулкий шум ветра. Лев подошел вплотную к туше антилопы и остановился. Орлы взмыли в воздух. Лев осмотрел импалу, толкнул ее лапой, развернул брюхом к себе. Затем прислонил пасть к светло-коричневой шкуре, лениво обнажил клыки и в свойственной только львам вальяжной манере стал разгрызать живот жертвы. Оператор сначала приблизил происходящее, а потом снова сделал общий план и мы вновь увидели скоморохов, которые опустились на берег озерца и ходили вдоль кромки воды.

– Соколиная охота для льва – это уже слишком, – Себастиан закрыл лицо руками. Потом сдвинул ладони к вискам, запустив пальцы в крашеную шевелюру. Кожа на его лбу натянулась, распластав каньон единственной морщины.

Доггерти клацнул мышкой. Файл закрылся.

– Что скажете Кларисса? Вы же эксперт по зоопсихологии.

– Прошу Вас, как угодно, но только не Кларисса, — зашипела Большеглазка и было не понятно, то ли она злится, то ли она действительно снова охрипла.

– Простите. А как Вам будет комфортно?

– Лара, — ответила она. Нет, все-таки не охрипла, слава богу.

– Ну что ж, Лара. Ваше мнение? – Доггерти отъехал на кресле от стола и сложил длинные пальцы на затылке.

– Несвойственное, пока для меня необъяснимое поведение разных животных. Но поскольку то, что мы наблюдаем – это реальность…То объяснение этому мы найдем.

– Не сомневаюсь, — Доггерти встал с кресла и подошел к окну, встав к нам спиной. – Поэтому вы здесь.

Над Лондоном появилась серая пелена сгущающихся дождевых облаков.  Купол Собора Святого Павла, залитый закатным светом, сверкал на их фоне словно гигантский золотой колокол. Доггерти, не оборачиваясь, продолжил:

– Мне интересны ваши предварительные версии. Ваши мысли.

– Все три ролика, что мы видели, сняты в Африке, — сказал я. – Вероятно, это не простое совпадение.

– Сто процентов, — подтвердил Себастиан.

Лара пока молчала.

– Роль человека? – Доггерти обернулся.

–  Вы полагаете, что кто-то мог научить кобов охоте на леопарда из засады? – задал я встречный вопрос.

– Я не полагаю. Я размышляю.

– Стойте, — Себастиан отпустил свою голову и морщина на его лбу вновь обозначилась. – Вы можете себе представить, что кто-то учит гну обходить опасную переправу? Каковы могут быть цели такого сомнительного эксперимента?

– И с точки зрения природной целесообразности – абсолютно бессмысленного, —  подхватил я. – Да и представьте: что в Серенгети, что в Масаи Мара сотни туристов, работают съемочные группы телеканалов о природе, действуют патрули. Если бы кто-то пытался дрессировать антилоп в саванне, это было бы наверняка замечено.

– Я видел много сомнительных и нецелесообразных экспериментов. Правительство финансирует и их в том числе, — Доггерти вытряхнул из стакана лимон, перехватил его пальцами и высосал остатки сока из мякоти. Затем бросил оставшуюся корочку в вазон с юккой и ловко закопал пластиковым совочком.

– Какие например? – спросил я, но мой наивный вопрос естественно остался без ответа.

– Налицо аномальное поведение. Деформация инстинктов и рефлексов, — голос Лары зазвучал для нас как откровение. Ее мысль выстраивалась, словно детская игрушка-пирамидка: медленно, не в том порядке, но все же на несущий центральный стержень, все же снизу и неумолимо вверх. – Совершенно разные животные. Но Африка. Ареал эволюционного трамплина?..

Серо-зеленые озера Большеглазки вынесли из своих глубин на поверхность невероятную, но захватывающую идею. Лара обменялась взглядами сначала со мной, потом с Себастианом и с Доггерти.  И мы все вчетвером уже чувствовали, что она ухватила истину, как лассо обхватывает шею непокорного мустанга. Гипотезу эволюционных трамплинов впервые предложил Юрген Ландсберг, профессор Мюнхенского университета Людвига-Максимилиана. Тот самый, который прислал Драммонду ролик про угандийских кобов.

Доггерти подошел к столу.

– Вылетайте завтра в Мюнхен, —  сказал он. – Я сейчас закажу билеты. Если у кого-то из вас вопросы на работе, считайте – они уже решены.

– Если можно, рейс на вторую половину дня, — попросила Лара. – У меня утром встреча.

– Хорошо, — Доггерти вернулся в кресло, открыл ключом выдвижной ящик стола, достал оттуда белый конверт и протянул мне. – Здесь карточка и пин-код. Средства практически не ограничены. Пополняются 1 раз в день на 1000 фунтов, независимо от затрат. Или отдельно по запросу. Активируется автоматически в первом же банкомате.

Я взял конверт.

– В Мюнхене вас встретят, — сказал Доггерти. – Будем на связи.

***

Утром следующего дня мы приехали на поезде в Кемберли. Знакомство с отцом Евы для меня было совершенно необязательным, но расставаться с Ларой до отлета из Лондона тоже не хотелось. Вещи мы взяли с собой, потому что сразу решили ехать в аэропорт, не возвращаясь в город.

Когда я приезжаю в Бостон, я часто пользуюсь такси и по привычке общаюсь с таксистами. Английские кэбмены тоже в большинстве своем весьма приветливые люди, однако мне тяжело поддерживать с ними беседу: я не смотрю сокер и регби, а также вообще не разбираюсь в скачках. Английское пиво мне в большинстве своем не нравится. Так что мы ехали молча.

Через двадцать минут, миновав два коттеджных поселка, несколько полей и парков, мы свернули на тонкую проселочную дорогу, которая привела нас к засеянному пшеницей пологому холму. Прямо на его вершине возвышался двухэтажный дом, оформленный в современном стиле. Ограды, ворот или какого-либа намека на обозначенную территорию или собственный двор не было. Дом был попросту возведен среди поля и представляли из себя прямоугольное строение с плоской крышей, несколькими большими окнами, ассиметрично расположенными на первом и на втором этажах. Входная дверь,  утопленная в неглубокую нишу посередине фронтальной стены, состояла целиком из стекла.

         Лара открыла дверь. Войдя внутрь, мы оказались в большом зале площадью около восьмидесяти квадратных метров с дополнительным выходом в сторону поля. За полупрозрачной дверью ближе к углу зала угадывалась ванная комната. На стенах не было никаких украшений, светильников или картин. Вдоль стены, слева от огромного окна расположился стеллаж с книгами. У стеллажа стояло одно кресло и маленький столик. Через проем в стене напротив я разглядел отлично оборудованную кухню. Сразу у проема начиналась модная по нынешним мерками лестница: ступени не были скреплены между собой и не имели перил, каждая из них была отдельно привинчена к стене. Справа от входа на кухню гармонично расположился камин. Все это мне напоминало нечто скандинавское.

– Поднимайтесь! – сверху раздался громкий голос зрелого и явно уверенного в себе мужчины. Я сразу поймал себя на мысли, что этот звучный голос контрастирует с нежными нотами Себастиана. – Я сейчас прерву свои художества! – снова услышали мы.

Преодолев модные, но не совсем безопасные, как мне казалось, ступени, мы очутились наверху. На втором этаже вообще была одна огромная комната, метров сто двадцать. Нас встретил симпатичный седовласый мужчина в испачканном красками реглане.  Возраст его мне было трудно определить: не то под пятьдесят, не то лет на десять больше. Он наспех вытер руки тряпкой и обнял Большеглазку. Они постояли так секунд пять, но секунды эти показались мне чересчур длинными.

Лара выскользнула из его сильных рук.

– Меня зовут Йенс Соренсен, — он обратился ко мне. Я встретил его крепкое рукопожатие и проницательный взгляд. Мне было не по себе.  – Расслабьтесь, — продолжил он, читая мои мысли. – Я дал слово Ларе, что не буду мешать ее счастью. А свое слово я держу.

– Тобиас. Тобиас Леманн, — представился я.

– Это хорошо.

– Что хорошо?

– Вы немец. Если будет семья – должен быть порядок.

В этот момент меня наконец настигла мысль, что интуиция меня не подвела. Дом действительно исполнен в скандинавском дизайне и принадлежит датчанину.

Просторная комната была почти пустой. Два маленьких дивана в дальнем левом углу, маленький ковер – вот и все убранство. Посередине  помещения стоял мольберт и столик с красками. У окна, в покрытии пола был сделан прямоугольный вырез. В нем расположились пузатые кактусы, оформленные разноцветной галькой. Я только заметил, что ближняя стена была какой-то странной, она вдавалась в комнату  неестественным углом, забирая часть пространства.

– Я сварю кофе, — успел я услышать за спиной Большеглазку, прежде чем она исчезла на первом этаже.

– Неплохо рисуете, — выдавил я из себя, чтобы хоть что-то сказать. На холсте я узнал близлежащий холм, островки деревьев, вышку аэродрома Фарнборо на горизонте.

– Да так. Аматорство, — ответил Соренсен. – Но полезно для нервной системы.

Мы вышли на террасу. Она треугольником вдавалась в периметр второго этажа ­–  теперь стало понятно странное строение внутренней стены. С противоположной стороны терраса была выдвинута наружу, напоминая взлетную палубу авианосца. Все это было устроено для того, чтобы архитектор смог расположить на террасе полноценный бассейн метров двенадцать в длину и метра три в ширину. Голубая гладь бассейна красиво выделялась на фоне темно-серой плитки, а бортик террасы был смонтирован из стеклянных панелей. Без сомнения, это «скромное жилище» вылилось хозяину в солидную сумму.

– Не удивляйтесь большим пустым комнатам, большим окнам и отсутствию дверей, — произнес Йенс и достал из кармана свободных брюк маленький портсигар. – Когда-то я некоторое время провел в замкнутом пространстве. С тех пор не люблю перегородки и маленькие комнаты. Закурите?

– Спасибо, не хочу.

– А, ну да, — усмехнулся он. – Вы из тех парней, которые закуривают, когда выпьют.

– Вроде того, — сказал я. – Значит это Вы научили Лару читать мысли?

– Я ничему ее не учил. Я просто любил ее, -ответил Йенс и затянулся едким дымом. Судя по запаху, табак в самокрутке был высшего качества. – Но сложные обстоятельства не позволили нам долго быть вместе. Все прошло. Да и не хотела она.

Я молчал и смотрел вдаль поверх желтеющего кружева на окраине поля. Раскидистые клены осыпали изумрудный ковер из озимой пшеницы хлопьями золотой листвы. С аэродрома Фарнборо в серое небо взмыл двухмоторный самолет. У нас с Ларой было не так уж и много времени, скоро нужно было ехать в Гатвик. Я выдохнул и затем спросил:

– Как Вы думаете, зачем она познакомила нас? Мы из разных ее жизней, мы вряд ли будем общаться…

– Не обижайтесь на нее, прошу Вас, — спокойно сказал Йенс, разминая между пальцами окурок папиросы. – Она влюбилась в Вас с первого взгляда. И боится любой мелочи, которая может разрушить ее любовь.

– Не понимаю.

– Не нужно понимать женщин, друг мой. Старайтесь чувствовать их.

– Вы думаете, я ее не чувствую? – слова сами вылетали из меня, заменяя мысли.

– Тоби, — в этих четырех звуках моего имени зазвучала сила необычайно мудрого и несомненно могущественного человека. – Она росла без отца. Кроме меня, до сегодняшнего момента ее было некому защитить. Поймите…

Йенс недоговорил. Глубокое мужское чувство поглотило остатки воздуха в его легких и он закашлялся. Отдышавшись, он молчал несколько секунд. Я почувствовал комок в горле.

– Поймите, — продолжил он. – Она показала Вас мне, чтобы я оценил, не совершает ли она ошибку.

По-моему я тоже перестал дышать. Пауза длилась недолго.

– Я вижу, что она влюбилась в хорошего человека. Берегите девчонку, — он обнял меня за плечи и мне показалось что его глаза стали чуть влажнее. Эмоции все-таки выдали его возраст: ему было около шестидесяти. – И помните, — продолжил Соренсен. – Если будет необходимо, в любую минуту я сделаю все, чтобы помочь Ларе и ее близким.

– Я думаю, Лара прекрасно понимает это, — сказал я. – Дайте сигарету.

Мы вместе закурили. Табак был крепким и очень вкусным.

– Я иногда буду видеться с Евой, не против?

– Конечно. Вы же ее отец, — ответил я. – Тем более я подозреваю, если б я даже и хотел этому воспрепятствовать, у меня бы ничего не вышло.

– Несу кофе! – донеслось из комнаты. Мы обернулись. Большеглазка выпорхнула на террасу с маленьким подносом, на котором теснились разноцветные и разные по размерам чашки.

Рыжеволосое чудо сначало чмокнуло в щеку Йенса, потом меня.  Я завидовал его прошлому, а он моему настоящему. Все было справедливо.

    Через десять минут мы спустились вниз и вышли из дома. Ожидавший нас на краю дороги черный кэб был мокрым от мелкого дождика и напоминал выползшую на берег гигантскую черепаху. Кэбмен дремал внутри.

Соренсен проводил нас до такси. Если честно, несмотря на то, что все прошло более-менее нормально, я был рад что этот визит завершился. Лара еще раз поцеловала его и скрылась внутри кэба. Мы с Йенсом  пожали руки и я хотел уже было забраться в кэб, но он удержал меня и тихо сказал:

– Я в курсе вашего африканского дела, Тобиас. И действительно помогу во всем, если будет необходимо.

– Спасибо, — мне было больше нечего ответить.

– Берегите себя и Лару.

– Хорошо.

– И остерегайтесь Доггерти.